Василий Ширяев родился в 1978 г. Постоянный автор журнала «Урал» и проекта «Лёгкая кавалерия». Лауреат премии им. Демьяна Бедного и премии журнала «Урал». Участник форумов Липки. Представитель камчатской школы критической критики. Вольный герменевт.
Winter is coming
Андрей Гуртовенко. Цельсиус. М.: Время, 2021
В рецензии не принято много говорить о себе, но для такой книги, которая в общем-то радикально меняет жизнь читателя, необходимо кратко описать, кем читатель был прежде, до прочтения.
Лет 15 лет назад я гулял по Каменноостровскому — месту действия, а также полноправному герою романа — в поисках кино. Мне сказали: зайди в «Айсберг» или в «Титаник». Я удивился. «Да, — говорят, — это специально так». С тех пор не верю в бинарные оппозиции, типа «ватники-либерасты», — это они в винт с болваном играют.
Андрей Гуртовенко оригинально перелагает извечную песнь о гибели фаллического Титаника в глубинах женской сущности (Океана).
Подмывает прочесть Гуртовенко через призму «Трилогии» современного русского классика Владимира Сорокина. Там героев били ледяным молотом в грудь, пока сердце не заговорит.
Главный герой «Цельсиуса», сценарист Никита Дашкевич, конечно, так изощрённо не пытает дизайнерку Жанну Борген, но, так или иначе, ему удалось — ценой собственной жизни — разбудить её женскую сущность.
Между ними стоит коварно-похотливый олигарх и растленный шеф-дизайнер. Хотелось бы, чтоб олигарх был попохотливее и поковарней, — но рамки жанра не дают.
«Цельсиус» — прекрасная в своём искреннем нарциссизме женская проза: офисные тёрки, театр, туризм, бифштексы «и всё заверте…» в петербуржско-мальтийских интерьерах. Страстный роман мальчика-градусника и девушки-холодильника.
Когда начал читать, подумал, что роман писала девушка, — по ту сторону Уральского хребта это жирный плюс. Яхина нервно курит, — Гуртовенко дал ей блестящий мастер-класс, как НАДО писать женскую прозу, — без лагерей и поездов.
«Цельсиус» не только отличная женская проза, но и превосходный архитектурно-эротический триллер. Любовная интрига так переплетена с интригами экономической, психоаналитической и дизайнерской, что твой Бальзак сосёт дверную ручку. Но не будем спойлерить.
Вспоминаются «Сами по себе» Сергея Болмата — хит конца 90-х: автора тогда по-быстрому окрестили новым Набоковым. Но герои Болмата — киллера и безработные, и духовность у них вся инвестирована в чтение и писание стихов. У Гуртовенко — офис, сериалы, мода и архитектура.
Книга блестяще написана, — я заинтересовался и прочёл всего Гуртовенко. Основной мотив — болезнь к смерти и не стесняться жалеть себя. У рассказчика есть главное — лошадиная доза здорового нарциссизма, без которой человек растляется вирусными мемами как Антарктида озоновой дырой.
Если почитать другие вещи Гуртовенко, становится ясно, почему похотливый олигарх — однофамилец главного редактора Ad Marginem. Любовный треугольник сценариста Никиты, фатальной отмороженки Жанны и олигарха Котомина прообразует отношения текста, редактора и читателя, гибнущего в интерпретации. Я полностью согласен с Иваном Родионовым: женский роман Гуртовенко так хорошо прописан, что в прописи можно с ходу вдумывать всё.
Как можно ЕЩЁ прочесть этот роман?
1) Как большую словарную статью к глаголу «вымораживать». Реализация метафоры о том, как при Советской Власти мы расщепляли тормозную жидкость посредством замороженного лома.
2) Как «Песнь льда и пламени» старика Мартина, откуда убрана вся скучная геополитика и оставлена одна интересная эротика.
3) Но «проклятая доля» геополитики всё-таки осталась. Роман можно прочесть как апологию норманской теории.
Нагнетение нордизма настораживает. Северный модерн, норвежские корни, шведский переулок, шведская водка.
Чего мелочиться? Отчего автор не вспомнил, что Петербург — исконно шведский город. Что у В. И. Ленина были шведские корни. О том, как норвежские добровольцы СС блокировали город, — там был папа Ю Несбё (он написал об этом книжку). Блокадники потом преподавали русский язык на Камчатке, а в Петербурге он заметно испортился: правда ли, что «мурзилка» в СПб — это ругательство, как уверял Филипп Хорват?.. Есть же на стр. 315 хорошее русское слово «за*бись». Но герой уже настолько переохладился, что заговорил на чисто норвежском букмоле. Украинские фамилии основных героев: Гайдук-Борген, Дашкевич, Хуторянский — заставляют думать: почему сразу не Орлик, Мазепа и Захер-Мазох?.. Автор не учёл, что самые красивые шведки и норвежки — это польки.
4) Роман можно прочесть как часть рекламной кампании криптовалюты Celsius, — или наоборот?.. Андрей Гуртовенко — финансист, и быть финансистом ему написано на роду: «гурт» — это древнее средство против фальшивых монетчиков.
Как сказал бы Сергей Морозов, на 104-м году Советской власти мы научились делать соцреализм — мешать производственный роман с фэнтези в правильной пропорции. Такое фэнтези писывала Вера Иосифовна Туркина из рассказа «Ионыч» — «Мороз крепчал».
Недооценка высокого потребления — наш крестьянский стигмат. Гуртовенко достиг принципиально новой высоты: роман о производстве потребления.
Это первая подлинно буржуазная книга, без крестьянских стигматов. Андрей Гуртовенко отвечает не только на вопрос: зачем бизнес-вуменкам сценаристы. Этим романом он отвечает и на глобальный вопрос: зачем капиталу искусство?
Чтобы производить хороших потребителей.
На Мальте (знаковое место романа, оттуда возвращается главный герой Никита; там происходит разморозка Жанны) у меня одноклассник живёт, говорит, рыцари в генетику много инвестируют. Деньги как г**но: если их не разбрасывать, будут вонять.
Переход от скопидомства «протестантской этики», по Веберу, к современному постиндустриальному субъекту, встреча нордической и средиземноморской культур, — вот один из магистральных мотивов романа.
